Плохо быть бестолковой - Страница 12

Поскольку с бесчувственным телом, а тем более с трупом, Паша таскаться явно не собирается, значит, до машины я пойду своими ногами. Подъезд, двор, улица – если мой конвоир хоть на мгновение расслабится, у меня появится шанс освободиться. Чтобы достать пилку из пояса, мне нужно не больше секунды, и еще пара мгновений, чтобы освободить руки. А если этих секунд у меня не будет, ничего – есть ведь еще дорога и та самая заброшенная стройка. В машине мне уже никто не помешает избавиться от веревок, так что Пашу, собирающегося незатейливо пристрелить связанную беззащитную девушку, ожидает неприятный сюрприз.

Тем не менее очень хочется надеяться, что Гоша успеет раньше.

Костя неожиданно заинтересовался моей сумочкой – не вставая с дивана, дотянулся до ремешка и дернул на себя. Сначала просто заглянул внутрь, потом перевернул, потряс и методично обшарил многочисленные кармашки.

– Пусто там, – заверил его Санек, – я проверил. Вот, здесь все, что у нее в сумке было.

Он указал на стол, где мои вещи, и Костя на этот раз не поленился, встал.

– Что тут у нас имеется? Ага, документы, это мы уже видели, кошелек… – Не открывая, он взвесил кошелек на ладони. – А не жирно у тебя там, сыщица. На сотню баксов наберется, нет?

Поверите ли, именно в этот момент мне вдруг стало страшно. Когда я заходила в квартиру – ладно, когда я заходила, я не боялась, потому что не знала, чем это обернется. Но когда пришла в себя, когда поняла, что связана, когда выяснилось, что я у настоящих, реальных бандитов, и даже, когда они вели отвратительные разговоры на тему «как избавиться от Риты Рощиной», настоящего страха не было. Неприятно было, злость была – на себя, на этих бандитов и на всю эту совершенно нелепую ситуацию. Сосредоточенность, решимость переиграть подонков, вырваться на свободу – это было. Но не страх.

Настоящий, липкий ужас я почувствовала – почему-то только сейчас, когда Костя неторопливо перебирал мои вещи. Нет, так нельзя, надо немедленно взять себя в руки! Взять себя в руки, собраться, отмобилизоваться, сосредоточиться, сказать что-нибудь невыносимо язвительное… Это что, это у меня в кошельке тысячи баксов не наберется? Какая наглость! Сейчас я ему… то есть долларов я действительно с собой не ношу, зачем? А тысячу долларов перевести в рубли, это будет… господи, я понятия не имею, сколько это будет, я просто не могу умножить! Ладно, пусть, для простоты, курс будет тридцать рублей за доллар, значит, умножить тридцать на тысячу… да что же это! Страх страхом, в той ситуации, что я сейчас нахожусь, я имею полное право бояться, но не до полного же идиотизма! Не до потери элементарных навыков устного счета!

Я разозлилась, и это помогло мне прийти в себя. Тридцать тысяч рублей, вот так! Тысяча долларов, это будет тридцать тысяч рублей, вы поняли!

Пока я занималась своими переживаниями, Костя вытряхнул из кошелька деньги и засмеялся, довольный:

– Что я говорил? Мелочовка. Санек, возьми, машину заправишь. – Он бросил пустой кошелек на стол и продолжил ворошить вещи. – Так, что тут еще? Рулетка, ручка, блокнот… а что в блокноте? Ничего интересного. Калькулятор. Слушай, зачем тебе калькулятор, в телефоне же есть? Даже в твоем чуде техники, или ты не знала?

Санек радостно заржал, хмурый Паша тоже слегка улыбнулся. Я промолчала, но Косте было достаточно и реакции подельников. Он взял фонарик и нажал на кнопку.

– Ты смотри, как хорошо светит! Это я, пожалуй, себе возьму. На память о тебе, красотка. Не возражаешь?

Санек снова заржал, а я с трудом разлепила губы:

– На здоровье.

Гораздо логичнее было бы сказать: «Подавись». Увы, хорошее настроение Кости мне на руку. Одним неосторожным словом я могу это настроение испортить, а мужики, несмотря на внешнее спокойствие, сейчас на нервах. И мне совсем не нужно будить в них агрессию.

– Интересно, – глубокомысленно заметил Костя, – фонарик есть, а зеркальца и губной помады нет. Даже расчески… а, нет, расческа имеется.

– Жрать охота, – неожиданно выступил Санек.

– На кухне батон лежит, – ответил Паша. – И банка морской капусты… кажется.

– Во, блин! С нашими деньгами – и морская капуста! Сейчас бы в ресторан! В этот… в «Арагви»! Слышь, Паша, ты хочешь в «Арагви»?

– Нам главное на нарах не оказаться. С нашими деньгами. – Паша встал, загасил окурок в блюдечке, стоявшем на подоконнике, и приоткрыл балконную дверь. Сделал несколько глубоких вдохов, закрыл дверь и снова закурил.

– Это верно, – поддержал Пашу Костя. – Но есть хочется. Тащи, что ли, сюда батон, пожуем. И чаю сделай.

Санек послушно встал и пошел на кухню, но, едва не споткнувшись о мои ноги, остановился:

– А чего это я? Пусть она пошустрит там на кухне, может, чего-нибудь получше хлеба с чаем сообразит? И накроет красиво, как в ресторане?

– В «Арагви», – буркнул Паша. – Со связанными руками она тебе много не насоображает. А развязывать… можно, конечно, но в случае чего сам ее успокаивать будешь.

Санек посмотрел на меня, недовольно дернул кончиком носа:

– Не, пусть сидит. А то я в кино тоже видел, одна такая пошла чай готовить и отравы сыпанула. А? Правильно я говорю? – спросил он уже у меня. – Насыплешь отравы?

– Не насыплю. Отравы с собой нет.

– Вот разве что!

Оставив последнее слово за собой, Санек убрался на кухню. Через несколько минут он вернулся с подносом, на котором горкой были свалены толсто нарезанные ломти батона. На том же подносе стояли три кружки с горячим чаем. Я сглотнула слюну.

– Чай сладкий, – объявил Санек, опуская поднос на стол. – Налетай, братва!